Лес начинался сразу за селом Яблоновка. Поэтому некоторые крайние домишки центральной улицы вклинились непосредственно между вековых деревьев.В самом последнем жил местный лесничий Иван Кочубей. Он сильно походил на медведя. Такой огромный, сутулый, с огромными кулаками. Лицо покрыто густой, поседевшей бородой, такими же бровями, короткой прической.

     Был Иван лесником до войны. Берегли его местные начальники, уж очень рачительный был хозяин, добросовестный, редкий трудяга. Немцы пришли, менять не стали. Видимо его хозяйские качества сработали. Остался Кочубей лесником и при них.

     Олег Большаков, командир партизанского отряда, уже который день потерял сон. Ко всем проблемам военного времени прибавилась проблема бытового характера. Их партизанская радистка Таня, небольшого роста светловолосое, нежное создание, --- беременна. И не просто беременна , она на сносях. Положение отряда такое, что ни о каком самолете с большой земли не может быть и речи. Будущему ребенку в наскоро вырытых землянках не место. Зима лютая стоит. Нужно сухое, теплое помещение. Командир перебрал полсотни вариантов, но подходящего не было. Идя на совещание командиров груп, он возле медицинской землянки заметил знакомую фигуру. Кочубей разговаривал с врачом Светланой Ивановной. Видимо, в очередной раз, принес для медпункта наборы лечебных трав, в которых прекрасно разбирался. Уже подходя в плотную к Ивану, Большакова осенила смелая мысль. А что, если ?.. Но лесник опередил командира. Поздоровавшись, он сразу же сказал:

   "А я, это самое, по сути за Таней пришел. За внучкой своей. То-есть дочери моей, которая в Сибирь эвакуировалась. А дочка ее, это самое, по дороге потерялась. По сути Таня внучка моя".—лукаво улыбнувшись, закончил он.

    –Ну уж если нашлась внучка, то так тому и быть!—Радостно обнявшись, рассмеялись.

                                       ****

     Дедушка Ваня и роды принимал сам, и заботой окружил: пеленки, распашонки, продукты, молочко козье, нашел. Танечку в нужное время на сеансы связи в отряд на старенькой лошади доставлял. Так они и жили уже около года ,можно сказать, тихо.

    Малышечку с глазками-пуговками и носиком-кнопкой назвали Ярославой. В честь погибшего отца-партизана Ярослава. Она уже пыталась стоять. А с мамой или дедом, то и ходить.Весело смеялась, показывая свои первые, белоснежные зубки. Дед очень любил с ней играть. Своих то не успел дождаться. Сын Сергей задержался в холостяках до тридцати , а тут и война… В конце сорок первого при отступлении погиб. Жена Марьюшка еще до войны умерла. Тихая, спокойная. Как жила, так и умерла. Прилегла отдохнуть, и не поднялась более…Вот и куковал Иван один. А тепла и ласки не востребованой на пятерых осталось.

    Ярослава видимо это чувствовала, потому, что если Кочубей только входил в зону ее видимости или слышимости, она даже маму бросала и с криком, похожим на слово «деда», ползла к нему. Иван, не взирая на почтенный возраст, подхватывал ее на руки, и они, кружась, радостно хохотали.

                                  ****

     Дверь резко, широко распахнулась. В проеме, закрывая утреннее небо, появились фашисты с автоматами наперевес.Клубы холодного воздуха ворвались в дом , поползли по комнате, приближаясь к деревянной, самодельной кроватке, где, мирно посапывая, спала Ярослава.

     Автоматчики расступились, и в комнату вошел, по всему видно очень довольный, офицер. Он, похлопывая по голенищам сапог лайковыми перчатками , прошелся по комнате, на секунду задерживаясь то возле Ивана, то возле Тани. Его ехидный, злой взгляд пронизывал насквозь. Кочубей вначале подумал о каком-то недоразумении, но увидев в дверях заискивающую фигуру бывшего партизана Тупорикина, вдруг исчезнувшего из отряда, понял все. Он также понял, что это конец. В мозгу билась острая, болезненая мысль: как спасти Таню с ее дитем, как сохранить это, только начинающее жить существо? Как?

   Немец ткнув перчаткой в кормящую грудь Тани, на ломаном русском языке спросил: --Ты ест радист, партизан? Так? Не молчать!

   - Нет,- попыталась выкрутиться она. – Я внучка дедушки Ивана.

     Офицер резко развернулся и наотмаш, ударил по лицу перчаткой: - Ты ест радист. Он ткнув перчаткой в сторону Ивана, ты ест партизан.

      Прозвучала команда на немецком языке.

      Медлить нельзя.И Иван, улучив момент, хватает гитлеровца за шею.

     Офицер хрипя прокричал: - Niht shisen! Niht shisen! - Автоматчики на какое-то мгновение замешкались.

      Кочубей крикнул Тане: - Хватай малую, беги! Тупорикин стоял с выпучеными, как у лягушки, глазами, плохо соображая, что происходит. Один из фашистов попытался перевести автомат на выбегающую с дитем Таню, но Иван, сильнее прижав офицеру горло, пригрозил:

      - Задавлю гада. Немедленно пропусти.

На что немец немедленно прошипел - Nain, Nain! -и по русски добавил:- Пуст идет.

      Иван через открытую дверь видел, как Таня забегала за стожок сена. Он резко придавил гитлеровца за шею, и тот моментально обмяк. Автоматчики бросились ему на помощь. Кочубей выпустил из рук уже бездыханное тело фашиста, схватил одного из гитлеровцев и до выстрела успел забрать с собой еще одно мерзское существо…

      У офицера были не только те двое солдат. По периметру двора стояли еще четверо. Они-то и задержали Таню с ребенком на руках.

                              ****

      Фронт приближался с каждыми сутками все ближе и ближе. Все чаще в небе появлялись самолеты с красными звездами на крыльях, уже отчетливо слышалась наша артилерия. Огромное зарево от залпов «Катюш» однозначно говорило о том, что фашистам осталось хозяйничать здесь всего несколько дней.

      Гауптман Шульц, начальник местного отделения контрразведки, прекрасно это понимал. Он также был уверен и в том, что партизаны не будут выходить из немецкого тыла. Они пойдут вместе с немцами, чтобы продолжать борьбу. Гауптман также понимал, что высокое начальство не простит ему потери племянника генерала Шварца, потери возможности разгромить партизанский отряд. Поэтому он уже несколько дней истязал полуживую радистку, выколачивая из нее сведения, которые бы помогли выйти на партизанский отряд и уничтожить. Юная девушка молчала. Она часто теряла сознание, так как тело было сплошной раной.Но палач продолжал бить, жечь, резать полумертвое тело девушки. Затем к юной матери приносили дочь, издевались над ней до тех пор, пока и она теряла сознание.Вместе с матерью. Результат был один. И Шульц понял, это конец. И не только этой упрямой девчонке, это конец и его карьере, его мечте.

                                 ****

     Немцы спешно покидали небольшой районный городок. И даже напоследок старались навредить советским войскам: минировали дороги, взрывали мосты, дома, даже целые города.

     Старший лейтенант Шевченко выбивал со своим отрядом фашистов из здания бывшей школы. По оставшейся вывеске можно было понять, что здесь у них было гестапо. Кровь на стенах, орудия пыток подтверждало это.

      -Товарищ старший лейтенант! –вдруг послышался голос старшины Приходько в конце коридора. - Сюда!- И он ринулся в открытую дверь.

      Посреди пустынного, большого зала, прямо на голом полу, в каких-то грязных тряпках, обмотаная колючей проволокой, впившейся в нежное тельце, лежала Ярослава.

      Она уже не кричала, только еле слышно стонала. Ее лицо в пятнах-ранах от пыток сигаретой. Ручки когда-то пухленькие, стали худые, все в синяках. Кто-то из бойцов кинулся к ней, чтобы помочь, быстрее освободить, но мощный удар старшины сбил его с ног. Последовал резкий окрик-приказ:

     - Не сметь! Заминировано,—и уже тише,- все здание заминировано. Детонатор к ребенку подключен…, присев на корточки, устало закончил он.

     Малышечка, услышав мужской голос, слегка приоткрыла заплывший глаз, тихо, но четко позвала

     «- Мама! Деда!», —и снова потеряла сознание.  

     Вокруг сиротки хозяйничали саперы, бой постепенно

утихал, вовсю вступал в свои права новый день…

                                  ****

     Прошло много, много лет. Пожилая, вся седая женщина стояла одиноко возле братской могилы. Здесь похоронены погибшие при освобождении городка солдаты, замученые в гестаповских застенках подпольщики, партизаны, растреляные фашистами заложники. На рядом стоящей стелле их фамилии и именна. Но памятник полузаброшен, вечный огонь потушен. Вокруг валяются пластиковые бутылки, стаканчики, упаковки. У старушки мимоволи из глаз потекли слезы. Она подошла ближе к стелле, погладила морщинистой, шершавой рукой выбитые в граните друг за другом две фамилии: Кочубей И. П. и Северинова Т. И.

      Подбежала девочка лет пяти, взяла бабушку за руку, спросила:

     - Бабушка Ярослава, ты плачешь? Да? А почему? Потому, что здесь неуютно? Да? А почему?

      Бабушка вытерла слезы, хотела что-то сказать, но так и не нашлась, что ответить своей маленькой внучке Тане…

 

             Матросов. 11.06.11. г. Верховцево.