Среди фундаментальных вопросов коммунистической теории вопрос классового деления общества является сегодня одним из самых обсуждаемых. Классики марксизма дали наиболее общую характеристику классов как социальных групп людей и описали признаки социальных классов, присущих обществу, в котором им приходилось жить и работать. Однако этот вопрос требует постоянной разработки со стороны тех, кто стоит на коммунистической платформе.
Об особенностях социально-классового деления современного общества, а также о том, каким образом они должны быть учтены последователями К. Маркса в их политической борьбе, редакция сайта «Коммунисты Столицы» побеседовала со своим постоянным экспертом, директором Института Глобализации и Социальных Движений, социологом Борисом Юльевичем Кагарлицким.
Комстол: Актуальна ли, на Ваш взгляд, марксистская теория деления общества на классы в современных условиях?
Б.Ю. Кагарлицкий: Как известно, вовсе не Карл Маркс придумал классы и борьбу между ними. Он показал связь классового строения общества с организацией экономики и способом производства. Исходя из этого, она остаётся актуальной, поскольку капиталистический способ производства продолжает существовать. Объективно общество и сегодня разделено на классы в значительной мере по тем же параметрам, которые были во времена Маркса.
Комстол: Изменился ли принцип классового деления общества с тех времён?
Б.Ю. Кагарлицкий: Социальный класс – это общность людей, выделяемая по отношению к собственности и общественному разделению труда. В качестве классов марксизм выделяет пролетариат, буржуазию и мелкую буржуазию. В этом отношении ничего со времён великого классика не поменялось.
Однако есть принципиальная проблема. Классы — это большие общности людей, которые внутри себя далеко не однородны. Если говорить, например, о пролетариате в марксистском понимании, он был значительно более однородным во времена Маркса. Т.е. применительно к 19 веку понятия «пролетариат» и «рабочий класс» были, по сути, синонимами. Однако сегодня они имеют различный смысл. Пролетариат – это вся совокупность работников наёмного труда, которые вынуждены продавать свой труд. Рабочий класс – это та часть пролетариата, которая работает на промышленном производстве.
Что характерно, в современном мире пролетариат не только не исчезает, но и, наоборот, происходит стремительная пролетаризация целого ряда общественных слоёв. Так, например, если частнопрактикующий врач относился к мелкой буржуазии, т.к. не эксплуатирует чужого труда и не работает по найму, то развитие капитализма, вынуждает его переходить на работу в поликлинику, где он становится наёмным работником.
Нам надо понимать, что существуют базовые классовые интересы, которые объединяют людей, но при этом внутри класса существуют достаточно серьёзные социальные, групповые, профессиональные, различия которые людей разъединяют. Если бы класс мог самостоятельно организовываться по факту общности интересов, ни марксистская теория, ни партии, ни профсоюзы были бы не нужны. Организация невозможна без выработки компромиссов. Наряду с общими интересами существуют не только специфические интересы, но и противоречия интересов даже в рамках одной профессии. Пример – рабочая аристократия. Она относится к рабочему классу, но её интересы во многом противоречат интересам низов рабочих. Конфликт интересов возникает между рабочими из числа коренного населения и гастарбайтерами, которых привозят для того, чтобы понизить цену труда на рынке.
Второй блок проблем заключается в том, что наряду с массовым пролетариатом в современном обществе существует также огромный слой, который можно определить как полупролетариат. К нему относятся люди, которые частично зависят от продажи своей рабочей силы, частично – от других источников дохода.
Например, если вы работаете по найму, но ваше предприятие является монополистом и выплачивает вам высокую зарплату, намного превышающую среднюю заработную плату на рынке труда (такое можно часто встретить в Москве), вы попадает в разряд полупролетариата. С одной стороны вы получаете плату за ваш труд, а с другой стороны в вашу зарплату входит фрагмент монопольной ренты, которую в вашу пользу распределяет хозяин предприятия. Такая ситуация может касаться, как работников высшего, так и низшего звена. Это типичный пример полупролетария «сверху».
Полупролетарий «снизу» — это человек, который, скажем, работает на заводе и при этом живёт от своего огорода. Классический пример – российская провинция середины 90х годов. К слову, статистика уверяет, что в последнее десятилетие повысилась доля зарплаты в обеспечении среднестатистической семьи. С точки зрения марксизма это хорошая новость.
Сегодня во многих странах мира слой полупролетариат «снизу» и «сверху» это огромные массы людей, которые численно превосходят пролетариат в узком смысле этого слова.
Комстол: Наблюдаются ли схожие процессы в других классах?
Б.Ю. Кагарлицкий: Несомненно. Индивидуальные предприниматели, формально относясь к классу мелкой буржуазии, всё чаще фактически работают по найму, регистрируя свои отношения с компанией в форме договора подряда.
В рамках буржуазии появились такие структуры, как топ-менеджмент, который представляет собой некое привилегированное сословие, тесно связанное с буржуазными интересами, но не тождественное буржуазии. У них может не быть собственности, но основу их дохода составляет распределение прибавочного продукта и монопольной ренты.
В капиталистическом обществе в рамках основных классов сформировалось много пограничных групп. На сегодняшний день они являются авангардом буржуазной политики, поскольку именно через них происходит проникновение в общество буржуазного сознания.
В связи с этим открывается ещё одна проблема. Чем менее жестки границы, тем больше у средних слоёв появляется шансов пробиться вверх. Причём эти шансы могут быть иллюзорными, однако они видны. Пример – классическая легенда о мальчике-американце с 1 долларом, который стал миллионером. Это обстоятельство влияет на сознание средних слоёв. В итоге с одной стороны, они объективно пролетаризируются, а с другой начинают обладать буржуазным сознанием за счёт относительно открытой мобильности в буржуазные слои.
Комстол: Можно ли сказать, что пролетаризация населения ведёт к повышению его революционности?
Б.Ю. Кагарлицкий: Если взглянуть на страны третьего мира, то мы обнаружим, что там мелкая буржуазия с материальной точки зрения обеспечена ещё хуже, чем пролетариат, поскольку не имеет практически никаких социальных гарантий. Это явление получило название «люмпен-буржуазия».
Однако из этого вовсе не следует, что эта угнетённая часть общества является более революционной. Недовольство своим материальным положением ещё не тождественно протесту против угнетения. И это важная проблема.
Это третья сторона вопроса, которую необходимо учитывать. К. Маркс определял её, как «класс в себе» и «класс для себя».
В первом случае люди принадлежат к определённому классу с точки зрения социологии. Они могут об этом не думать и совершенно не ощущать этого. Человек может даже осознавать себя угнетённым, но не в классовом разрезе. Более того, полупролетариат склонен скорее объяснять своё тяжёлое положение разными причинами, обходя классовую составляющую вопроса. Это исходит из противоречивости их классового положения.
Задача прогрессивных левых сил как раз и заключается в том, чтобы в условиях отсутствия кристально чистых классов выработать гегемонию марксистских классовых идей, выделить и объединить классовое ядро, работать над формированием классового сознания. Эта тяжёлая работа, которая, скорее всего, не принесёт сиюминутного результата.
Так, британским профсоюзам и первым социалистам Британии в начале 19-го века пришлось приложить немало усилий, чтобы машинист паровоза, шахтёр, рабочий металлургического завода и работница ткацкой фабрики осознали себя, как единый класс. Чтобы шахтёр понимал, что он должен помогать в борьбе работнику железной дороги.
Россия – несомненно, классовое общество. Однако большая её часть населения деклассирована. В этом беда всей постсоветской жизни. Советская система интеграции порушена, а те механизмы солидарности, которые были характерны для старых капиталистических стран, ещё не выработаны. Люди не способны эффективно противостоять давлению, т.к. у них нет механизмов солидарности.
В итоге мы имеем общество деклассированных элементов, хотя формально его члены и принадлежат тому или иному классу. Наша задача бороться с этим явлением. Кризис капитализма сам за нас эту работу не сделает. Впрочем, он может её нам несколько облегчить.
Комстол: Какое место в классовой структуре современного общества принадлежит интеллигенции?
Б.Ю. Кагарлицкий: Интеллигенцию принято относить к межклассовой прослойке. Но в массе своей она относится в основном к пролетариату, причём к самой несчастной его части. Однако классовое сознание у неё отнюдь не пролетарское. Если оно у неё вообще есть. В классовом смысле её представители во многом маргинализованы и деклассированы. У них нет горизонтальных классовых связей, классовой организации. Ведь класс определяется не только объективным положением в общественном разделении труда, но и определённой культурой, классовыми связями, определённой системой интеграции людей в определённые общности.
Комстол: Существует мнение, что чиновничество, по крайней мере, в современной России, является отдельным классом…
Б.Ю. Кагарлицкий: Я бы никогда не отнёс чиновничество к отдельному классу, т.к. оно крайне неоднородно. Бюрократия является, несомненно, привилегированной социальной группой, которая в своих верхних слоях явно сливается с буржуазией. У бюрократии, как и у всех средних слоёв общества, есть возможность вертикальной мобильности, продвижения из низших слоёв в высшие, т.е. приобщения к правящему классу через карьеру. То же касается и военной среды. Однако я убеждён, что когда начнётся острая фаза классовой конфронтации, то и бюрократия и военные могут расколоться по классовому признаку. Примеров этого в истории можно найти немало.
Комстол: Среди либеральных политологов ныне популярен тезис о существовании т.н. креативного класса, который объединяет передовых представителей современного общества. Существует ли он на самом деле?
Б.Ю. Кагарлицкий: Вокруг буржуазных слоёв, о которых мы говорили выше, возникла масса паразитических сословий и даже профессий, которые могут извлекать прибыль только в рамках этой системы социальных отношений. Креативный класс — наглядный пример. Он не имеет чёткой функции в общественном разделении труда. Если завтра он вдруг исчезнет, производство, потребление и развитие будут продолжаться в том же ключе. В т.ч. и культурное развитие, ведь креативный класс не создаёт творческие идеи, эти люди лишь тиражируют определённые образы и стереотипы.
Бетховен, к примеру, не относился к креативному классу. К нему относится человек, который переписывает на мотив Бетховена мелодию, чтобы прицепить её к рекламному клипу. Он занимается использованием чужих творческих идей для решения прикладных задач. Причём сами эти прикладные задачи существуют только в рамках этого социально-экономического режима. Понятно, что эти люди будут сугубо буржуазны, даже несмотря на то, что не имеют собственности на средства производства и продают свой труд. Они также существуют за счёт отчуждения части прибавочного продукта и распределения монопольной ренты.
Комстол: Существует мнение, что капитализм может сам стереть классовые противоречия. В качестве примера обычно приводится ситуация, когда рабочий сам является акционером на предприятии. Как Вы относитесь к таким заявлениям?
Б.Ю. Кагарлицкий: Да, такое явление имеет место сегодня. Правда, это, как правило, приводит к ухудшению положения рабочих. Когда рабочие являются акционерами, они гораздо меньше защищают свои права. Их убеждают в том, что, потеряв в зарплате, они потом возместят свои потери за счёт перераспределения дивидендов. В итоге они соглашаются на снижение зарплаты, но потом оказывается, что дивидендов не будет. Бороться с этим уже бесполезно, поскольку такие потери естественны для собственников.
Кстати, классическим примером краха компании, основанной на такой системе, является судьба United Airlines. Под разговоры о передаче компании рабочим, им отдали только небольшую часть акций. В итоге это привело к резкому росту эксплуатации, а также к тому, что внутри неё вырос уровень конфликтов по всем направлениям. Рабочие предприятия стали протестовать, но уже не в качестве рабочих, а как миноритарные акционеры, которые воюют с основными акционерами.
Такие рабочие как раз являются примером полупролетариата. Происходит их мелкобуржуазное развращение. Они совмещают пролетарские и мелкобуржуазные интересы, что на данном этапе приводит к тому, что они неэффективно защищают оба своих интереса. Однако в перспективе это может привести к победе пролетарского начала. Т.е. рабочему дали акции, а он всё равно требует повышения зарплаты.
Комстол: Какой класс или часть класса является сегодня прогрессивной, революционной?
Б.Ю. Кагарлицкий: В современный условиях, конечно, пролетариат является прогрессивным классом. Неочевидно, что это в чистом виде рабочий класс промышленных предприятий. Скорее можно говорить о его синтезе с инженерно-техническим пролетариатом. К нему относятся не только люди на инженерных должностях. Это часть класса наёмных работников, связанных с передовыми технологиями, с передовыми формами организации производства благ и воспроизводства общества.
Сбрасывать со счетов рабочий класс при этом ни в коем случае не стоит, поскольку именно сектор материального производства оказывает в настоящее время ключевое воздействие на состояние экономики. Другими словами, если бастовать начнут учёные, мы не заметим существенных перемен в повседневной жизни в краткосрочной перспективе. Однако если встанет железная дорога, проблем будет значительно больше. У рабочего класса в руках находится рубильник всей современной экономики.
В России рабочий класс этого не осознаёт. Западноевропейский рабочий, в свою очередь, имеет противоположную проблему. Он-то как раз слишком хорошо осознаёт свои возможности и, соответственно, осознаёт риск, связанный со своими действиями уже для общества в целом. Это делает его избыточно ответственным. Ему есть что терять, он включён в потребительское общество. Как итог — российский и западный рабочий бездействуют по диаметрально противоположным причинам. Впрочем, как позывает опыт наблюдения за протестами рабочих во Франции, за последнее 10 лет ситуация несколько изменилась. Раньше рабочие и думать не могли о трудовом саботаже, как о форме протеста: взять, к примеру, и отключить работу очистительных систем. Сегодня такие сценарии уже возникают. Уровень радикализма западного рабочего растёт, результаты этого мы ещё увидим через 5-10 лет.
У нас, как я полагаю, радикализм также будет расти. Но вряд ли он начнётся с рабочих. Рабочее движение у нас будет подниматься вслед за социальными движениями. В этой связи задача марксистов будет заключаться в том, чтобы придать классовую направленность этим широким социальным движениям, выделить и укрепить его классовое ядро.
По моему мнению, социалистическое будущее — за новым пролетариатом. «Новым» — не означает, что его не было раньше. Скорее, нам необходимо заново его организовать, передать ему классовое сознание. Эту идею, собственно, и завещал Маркс будущим поколениям его последователей.
Олег Комолов
| 
Приветствую Вас Гость | RSS
